Бабушка

Когда я родилась, моей маме было 35 лет. И хотя роды (по её словам) были лёгкими, мама сразу после роддома попала в больницу больше, чем на два месяца. Сначала попытались решить проблему с помощью моих старших братьев (одному было 13, а другому 14), но, как они мне потом со смехом рассказывали, им хотелось на свидание с девочкой несколько старше 2 недель. Короче, стали искать няню.

Мой папа — священник, проблем с бабушками в церкви (а это был 1973 год), как вы понимаете, никаких. Но... Желающих понянчить дочку батюшки было хоть отбавляй, да все они как-то доверия не внушали. И вот наконец папа попросил присмотреть за мной Наталью Фёдоровну, прихожанку, которой уже исполнилось 67 лет. И она согласилась. Детей у них с мужем не было, и я стала для них и внучкой, и дочкой. Дед Гриша умер, когда мне был годик, так что его я не помню, а вот баба Тася (я не выговаривала "Наташа", говорила "Тася", и так её стали назвать все) осталась со мной до самой своей смерти.

Отношения с мамой у меня никогда не складывались особенно доверительно, она считала, что дочь должна быть сыта, одета, обута, а остальное приложится, так что не удивительно, что свою няню, которая любила меня до самозабвения, я скоро стала называть мамой. (Это, правда, вызвало мамино недовольство, и она потребовала няню выгнать, но папа настоял на обратном, а мне объяснил, что мама бывает только одна. Тогда я стала звать няню бабушкой.)

Я до сих пор помню её голос, её глаза и яркий кубанский говорок. Мне разрешалось многое из того, что было запрещено дома. Например, я могла не спать до 11 вечера, а просыпаться тогда, когда хочется, читать книжки во время еды (вредная привычка, сохранившаяся до сих пор), сидеть по-турецки за столом. Помню, шёл как-то фильм по телевизору про французскую революцию. Впечатление он на меня, шестилетнюю, произвёл неизгладимое! Я долго рассказывала бабушке (а я её к тому времени в принципе не считала кем-то иным) про славных французских революционеров и противных аристократов, а бабушка молчала, слушала и почему-то грустно качала головой.

А на следующий день мы с подругами решили поиграть в революцию. Поскольку на роль аристократов желающих не нашлось, решили, что ими будут собранные по картошке колорадские жуки. Гильотину мы себе представляли слабо, так что решили жуков (аристократов) повесить. Нетрудно представить состояние бабушки, вышедшей со стираным бельём и увидевшей висящих на бельевой верёвке на ниточках колорадских жуков! Я объяснила, что это революция. Бабушка сразу как-то посерьёзнела и позвала нас всех в дом. А потом тихо и спокойно рассказала нам, что такое революция на самом деле. Ей было 11 лет, когда на Кубани начались "революционные преобразования", и она всё прекрасно помнила. С того момента слово "революция" стало для меня значить "кровь" и "смерть".

Бабушка пекла в церкви просфоры в большой русской печке. Каждую пятницу она ходила её топить, а в субботу рано-рано утром, в 5 часов, приходила ставить тесто. Помню раннее зимнее утро. Темно. Мне лет 5. Бабушка будит меня, одевает, и мы идём от неё в церковь, ко мне домой (мы жили в доме при церкви). Снег хрустит и сверкает под фонарями, деревья тоже все в снегу, а звёзды кажутся совсем близкими. Скоро Рождество, и бабушка рассказывает совсем не евангельскую историю про то, как родился Христос (евангельскую я знала от папы). Мы идём медленно, и так же медленно и тихо падает лёгкий сверкающий снежок... Мне кажется, что я сама попала в сказку, что Христос родился не в тёплой стране, не знающей снега, а где-то у нас, что он тоже смотрел на этот снег и дышал хрустальным морозным воздухом...

А потом я досыпаю на тёплой печке и просыпаюсь от необыкновенно вкусного запаха свежеиспечённых просфор. И, конечно, получаю в подарок колобок из просфорного теста, посыпанный сахаром. Никакие торты-шоколадки не сравнятся с этим потрясающим лакомством моего детства!

Когда я пошла в школу, бабушка стала учиться вместе со мной. Дело в том, что она была неграмотная (ей в 20-е годы предложили пройти ликбез при условии, что она никогда не пойдёт в церковь, она отказалась). Я чувствовала себя настоящим профессором! Мы вместе учились писать (читать бабушка умела по Псалтырю), вместе рисовали в прописи палочки и крючочки. Вы не представляете, сколько радости может быть у 75-летней женщины, впервые написавшей целое предложение!

Потом мы переехали из станицы в город. Но каждые каникулы я уезжала к бабушке, а она писала мне трогательные письма детским почерком с грамматическими ошибками, которые я храню до сих пор.

Я рассказывала ей обо всём. Она первая узнавала, в кого я влюбилась и кто меня обидел, что я прочитала и какой спектакль посмотрела. Не мама, а бабушка была моим самым лучшим и верным другом и советчиком! Никогда и нигде мне не было так уютно, как в её маленькой хатке! Я грела ноги о горячую стенку за камином (так называлась своеобразная газовая печка), слушала радио (телевизора у бабушки не было никогда) и читала потрясающие книги, которые приносила бабушкина племянница тётя Рая. Это было полное, абсолютное, ни с чем не сравнимое счастье!

А в 1993 году бабушки не стало. Похороны я помню очень смутно. Какие-то люди что-то делают и куда-то идут... Кладбище... Отпевание... Через несколько дней я увидела сон. Моя бабушка едет в троллейбусе. Я зову её, иду к ней, а она уходит от меня, не оборачиваясь. Я кричу ей: "Я хочу к тебе!" А она вдруг оборачивается ко мне и тихо так отвечает: "Рано ещё." И всё.

Сейчас мне уже 36. У меня самой дочь, которой 4 годика. И этот рассказ — дань памяти потрясающей женщине, которая, не имея своих детей, всю нерастраченную любовь и нежность отдала мне.

Дорогая бабушка, милая моя, любимая! Я помню тебя и не перестаю любить!